Свобода передвижения — одна из важнейших свобод каждого человека. При этом надо заметить, что эта свобода относительно молодая: долгие века передвижение было дорогим, рискованным и затруднительным. Люди жили по принципу «где родился, там и пригодился». Путешествия оставались привилегией для немногих — во-первых, дорого, во-вторых, опасно.
Сама возможность увидеть чужие страны и представление о том, что поездка может быть не только обязанностью и опасностью, но и развлечением, отдыхом, предметом престижного потребления, пришло позже. Это во многом плод индустриальной эпохи.
В конце XVIII века путешествия — примета аристократического образа жизни: английские семейства по окончании образования отправляли отпрысков в так называемый «Гранд тур». Отпрыск должен был проехать по Европе в сопровождении гувернёра или какого-нибудь ещё образованного человека и посмотреть другие страны. Представители высшей аристократии посещали дворы Европы, наблюдая там придворную и светскую жизнь. Кто попроще — любовались на то, что мы считаем (да и тогда считали) туристическими видами.
С развитием транспортных средств путешествия становились дешевле и доступнее. Теперь, оглядываясь назад, кажется, что пика эти дешевизна и доступность достигли в первом десятилетии XXI века. Кто-то вообще мог позволить себе съездить в Чехию или Австрию на выходные, просто чтобы покататься на лыжах. Люди более скромные ограничивались двумя или даже одной поездкой в год, но многие из них ездили в Европу, которой есть что показать и в которой всегда есть что посмотреть. Они привозили оттуда идеи, best practices. Например, хозяева кафе и ресторанов ездили за вдохновением и смотрели, как там едят, как подают и на чём сервируют. А потом всё это появлялось и в наших столицах.
Теперь, задним числом, после двух лет пандемии, нулевые выглядят как прекрасная довоенная эпоха до 1914 года, когда граждане были богаты и благополучны, беспечны и легкомысленны. Границы открыты, паспорта ещё не в ходу. И все ездили: кто в Биарриц, кто в Швейцарию, кто в Карловы Вары, кто в Париж. Весёлая единая Европа, обшитая кружавчиками, пока её не накрыло Первой Мировой войной.
Наша ситуация не так ужасна, но… Но, возможно, действительно должно пройти некоторое время, прежде чем цветущая и дешёвая индустрия путешествий вернётся на довоенный, допандемический уровень.
Как быстро оживёт туризм после пандемии
С одной стороны, основания для оптимизма есть.
Вспомним, как в кратковременные перерывы между карантинными ограничениями и обострением отношений России и Турции продажи билетов на турецкие чартеры взлетали до небес. То есть можно себе представить, что, когда появится возможность, народные направления типа «Тагил летит в Хургаду» восстановятся и попытаются компенсировать недополученное.
Всё же деваться некуда. Отдыхать в тёплых местах России — дорого и достаточно дискомфортно. Или, по крайней мере, не до такой степени комфортно, как в Турции или Египте. Есть и другие страны, которые российские туристы до пандемии начали потихоньку осваивать. Люди ездили в Марокко, в Израиль, опять же родной для россиян Таиланд, в «восемьдесят шестой субъект Российской Федерации» — на Бали. Думаю, что эти направления для отдыха будут восстанавливаться в первую очередь.
Но надо учитывать, что за время пандемии люди стали беднее. Доходы, мягко говоря, не растут — только за счёт социальных выплат и спорадически.
Плюс за эти два года мы увидели, как те деньги, которые привычно тратились на отдых за границей, начали инвестироваться в ремонты и стройки. Карантины заставили людей задуматься над тем, как сделать дачу круглогодично обитаемой. Ведь переживать карантин в доме гораздо приятнее, чем в квартире. И вся Россия опять пошла строиться и ремонтироваться, кто во что горазд.
Восстановятся ли поездки в Европу культурной публики? Ну, тут всё просто — деньги будут, и люди поедут. Всё-таки Европа очень украшает жизнь. Это такое удовольствие, попробовав которое однажды, трудно отказаться. Даже по социальным сетям видно, как люди за прошедшие взаперти два года истосковались по возможности поехать хоть куда-то.
Что такое на самом деле железный занавес
Тут можно сказать, продолжая патриотическую пропаганду, что зато расцвёл внутренний туризм, люди поехали по средней России. И это абсолютная правда. Страна-то у нас большая и, в общем, достаточно увлекательная. Да, холодная, но зато интересная. Выяснилось, что очень даже есть на что посмотреть в самой России. Теперь, приезжая в средний русский город, мы не без оснований ожидаем увидеть те же небольшие комфортные отели, те же приятные кафе. А когда этого нет, возмущаемся так, как будто бы мы в Праге, а не каком-нибудь Саранске.
Некоторые в пандемию шутят про «железный занавес». Давайте уточним историческую терминологию. О железном занавесе заговорил впервые Черчилль, буквально через несколько лет после окончания Второй Мировой войны. И там речь шла не об ограничении свободы передвижения для советских граждан — а о занавесе, который советская власть опускает над теми территориями Европы, влияние на которые она получила по итогам Второй мировой войны. Но изнутри СССР железный занавес стал пониматься именно как абсолютный запрет на выезд за пределы Советского Союза.
Зачем это было нужно? Зачем вообще государства ограничивают свободу перемещения своих граждан?
Специфически тоталитарные политические модели рассматривают людей как ресурс, которым они навязывают свою общеобязательную идеологию и из которых они извлекают лояльность, подчинение, активное соучастие и бесплатный труд. Отсюда запрет на выезд. Вообще охрана границ «наружу», для того, чтобы никто не убежал, характерна именно для тоталитарных политических режимов.
Всё время существования Советской власти люди стремились эти непроницаемые границы пересечь. Истории эти порой совершенно фантастические и кажутся плодом болезненного воображения, но какими только способами советские граждане ни пытались попасть за границу. Кто-то, например, учился плавать для того, чтобы, устроившись на Тихоокеанский флот, потом спрыгнуть в воду и плыть несколько суток до Японии. Кто-то делал подкоп. Это были всё, естественно, единичные случаи.
Другой не советский, но соседний пример того, как это всё происходило — это граница между ГДР и ФРГ, проходящая посередине Берлина. Там тоже многие люди пожертвовали жизнью в попытке перебраться на свободную территорию. В общем, из этого следует, что тоталитарные государства хорошо понимают — если они разрешат гражданам не жить у себя, многие этой возможностью воспользуются.
Но все же свобода перемещения — это один из компонентов личных свобод. Человек имеет право временно или постоянно переехать туда, куда его влечёт его свободный ум. Поездки дают гражданам возможность сравнивать. Они видят другие образы жизни, другие уклады, видят, как люди живут в разных местах, как там всё устроено. И тем самым могут проводить сравнения, порой не в пользу своего собственного, отечественного порядка вещей.
Это тем легче сделать, что, как в популярном анекдоте, легко перепутать туризм с эмиграцией. В случайной краткосрочной поездке, если не происходит чего-либо драматического и ужасного, почти всегда всё нравится: нравится своей новизной, своей необычностью, нравится, что ты там никому ничего не должен.
От этого сразу молодеешь, и, так сказать, беспечно порхаешь по новым, увлекательным просторам. Поэтому легко полюбить вот это новое, вот это необычное, вот это ни к чему тебя не обязывающее. Дома всякая деталь к тебе вопиет и говорит, что её надо покрасить, помыть, улучшить, вообще всё окружающее от тебя всё время чего-то хочет. В чужих местах от тебя никто не хочет ничего, только платы за постой. Поэтому возвращение в родные пенаты с чувством, что на чужбине всё как-то лучше — это знакомая общечеловеческая эмоция.
Часто, например, приводится пример возвращения российских войск из-за границы после окончания кампании 1812-1814 годов. Офицеры, образованные люди того времени, продолжительное время наблюдали жизнь европейских столиц. Кроме того, они сами в процессе этого путешествия находились в более свободном пространстве, чем по месту своей регулярной службы. И вот эти люди, посмотрев на себя свободными и на другие страны, вернулись, полные новых идей. Считается, что это массовое знакомство российского офицерства с европейской жизнью стало одним из факторов, способствовавших образованию декабристского движения. Насколько это на самом деле так, мы сейчас не будем обсуждать.
Говорить о том, что путешествие за границу обязательно делает тебя либералом и прогрессистом, было бы неправильно. Но сказать, что оно расширяет кругозор, справедливо. Человек, который живёт на одном месте и видит только своих постоянных знакомых и соседей, легко верит, что в других странах живут люди с пёсьими головами, как у Островского. Домоседство порождает нетерпимость — просто потому, что человек не видел ничего другого и не может себе представить, как вообще по-другому можно жить и действовать. В этом смысле поездить действительно очень полезно.
Как путешествовали в девяностые
20 мая 1991 г. Верховным Советом СССР был принят закон о порядке въезда и выезда из Советского Союза. Он завершил эпоху закрытых границ. После этого из Союза хлынула огромная волна уезжающих навсегда. В первую очередь, этнические группы: евреи, немцы.
Лично я сразу после школы поехала учиться английскому языку в Канаду, в Торонто. Это продолжалось несколько месяцев. На этом основании я не могу делать какие-либо социологические выводы и обобщения, но что я помню по тем временам? Появилась возможность увидеть то, что советские люди не надеялись увидеть никогда. Начался своеобразный необустроенный туризм, туризм без туристической индустрии. Это были, скорее, люди, которые ездили к знакомым. Ну, например, кто-то уехал ещё из Советского Союза значит, к ним можно поехать посмотреть Нью-Йорк, Париж, Лондон. Останавливаться было принято у «своих». Во-первых, не было никакого опыта взаимодействия с индустрией гостеприимства. Во-вторых, туристическая отрасль внутри самой России только возникала (хотя и очень бурно росла).
Этот неорганизованный туризм, порождённый любопытством, был, пожалуй, первым. Образованные люди стремились увидеть столицы Европы и её культурные сокровища, о которых они читали в книжках и разглядывали в альбомах детства. Потом начался уже более массовый туризм, что называется, для отдыха — не для впечатлений, не для самообразования, не для компенсации всего того, чего тебя лишила советская власть, а для отдыха. Это, в первую очередь, ныне популярные народные туристические направления: Турция и Египет. Два самых больших.
Россия продолжает оставаться страной с высоким спросом на отдых в тёплых странах даже после всех коронавирусных потрясений. Страна большая, климат тяжёлый, собственное побережье маленькое и довольно плохо оборудованное — в те годы, когда это было можно, люди выезжали прямо-таки массовым порядком. К середине 2000-х годов сформировался тот странный образ жизни, в котором человек полгода работает для того, чтобы два раза в год по две недели съездить туда, где ему тепло, вкусно, спокойно и приятно.
Наши соотечественники полюбили путешествовать — даже несмотря на то, что русский человек на иностранных языках говорит не очень и комфортно чувствует только там, где к нему обращаются по-русски. В этом секрет популярности и Турции, и таких близких европейских направлений, как например, Черногория. Там людям хорошо, потому что им не нужно говорить на английском языке — а для многих это является проблемой и препятствием.
Эмиграция раньше и сейчас
В советское время эмигрант, хотел он того или нет, всегда был политическим. Часто это были выдающиеся люди, «штучный товар». Сейчас никакого внятного учёта количества выехавших у нас нет.
Люди, которые уезжают работать, учиться или жить за границу, чаще всего с регистрации по месту жительства не снимаются, от гражданства не отказываются и вообще никаких осязаемых документационных признаков того, что они уехали насовсем или на длительный срок, не оставляют. Советская власть лишала уехавших гражданства, раздевала до трусов — но, по крайне мере, можно было точно узнать, что человек действительно уехал на ПМЖ, значит, жить. Мы таких данных не имеем, поэтому исследования основаны на опросах и страдают тем грехом, которым вообще страдает нерепрезентативная выборка: каждый опрашивает своих знакомых и судит по себе. «У меня трое знакомых уехало – вся Москва опустела…»
Мы считаем эмиграцию после 1917 года такой многочисленной, огромной волной, от которой Россия обезлюдела, потому что это всё были говорящие, заметные, грамотные люди. Они оставили мемуары, стихи, романы, научные исследования. Они заметны. А безгласные миллионы, уехавшие с 1905 по 1910 годы потому что погромы произвели на них неблагоприятное впечатление, ничего не оставили после себя. Они уехали, сменили имя, не говорили по-русски. Многие вообще забыли этот язык, влились в свои новые социумы и, значит, составили их славу и обеспечили прогресс и развитие.
Я говорила о тех людях, которые уезжали в первой половине 90-х, считая, что, может быть, вся эта перестройка – это просто какой-то взмах ресниц советской власти, которая сейчас зажмурилась, а потом опять откроет свои «страшные глаза», и надо пользоваться, надо бежать. Они убежали. Но после 1995 года вдруг поняли, что новый порядок вещей отличается от прежнего, и, может быть, надо, наоборот, перебираться обратно в Россию. И вернулись. Многие из них достигли выдающихся успехов. Современная эмиграция не похожа на эмиграцию советских времён, когда люди уезжали на века и уже знали, что никогда вообще не увидят живыми своих знакомых, родных. Например, Бродского после эмиграции не пустили навестить родителей, и родителей к нему не пустили, пока они не умерли.
Сейчас не то. Люди уезжают, потому что ситуация кажется им дискомфортной. И пережидают, как им кажется, «лихие времена». Может быть, их ожидание не закончится никогда, как это было с белой эмиграцией, которая долго сидела на чемоданах, ожидая, что большевики как-то растворятся в воздухе — но они не растворились. А может быть, действительно, на следующем повороте нашей политической истории эти люди и их родственники, потомки, семьи скажут: «Смотрите, тут стало вроде бы полегче, немного развиднелось, давайте-ка мы посмотрим, может быть, мы сможем там как-нибудь пожить и поработать». Даже в пандемических условиях границы всё равно проницаемы, как никогда не были раньше.
При этом, справедливости ради, надо сказать, что человек, который переезжает с вещами и, главное, с намерением укорениться в новом месте, будет стараться в этом месте укорениться. И он будет для своей страны потерян. Его труд, его творчество, его налоги будут принадлежать другому государству. И абсолютно ничего хорошего в этом нет.
Наша демографическая ситуация уже побуждает к тому, чтобы ценить свои людские ресурсы, каковы бы они ни были. У нас плохо с рождаемостью и очень хорошо со смертностью. Россия пытается компенсировать демографические убытки за счёт миграции с постсоветских территорий. Было бы, конечно, замечательно, если бы мы не теряли своё собственное население. Даже без каких-то моральных соображений человека, скажем так, вырастить, выучить, дать ему образование и потом его потерять, чтобы он трудился на другую страну — это как-то глупо. Лучше бы все эти люди свой труд и свой талант употребляли на пользу России, а не кого-нибудь другого государства.
Куда съездить в первую очередь после открытия границ
Если говорить об открытии границ для обычного туриста, я думаю, что за эти прошедшие два года список мечтаний набрался у каждого. А я, как ни странно, люблю ездить больше, чем приезжать. Меня завораживает, как Александра Сергеевича Пушкина, сама дорога — в особенности, если ехать на автомобиле. Это просто моя мечта. Так интересно просто смотреть в окно. Делать ничего не надо. Никто к тебе не пристаёт. Поездка мечты.
В этом смысле действительно очень многие делают так. То есть едут, арендуют машину, благо Европейский Союз имеет… имел, по крайне мере, открытые границы и позволял оставлять машины в аэропорту другой страны. Мы так ездили в 2012 году, когда дети были совсем маленькие — из дома на северо-запад до Финляндии и дальше по Европе. Такое у нас было обширное путешествие, а вернулись через Украину. Тогда и Крым был украинским. И Украина была дружественной. И границы были прозрачны. Вот действительно счастливое было время, жаль, мы не ценили его достаточно.
А последняя моя зарубежная поездка закончилась 2 февраля 2020 года. Я вернулась из Лондона в Москву, очень удачно успела. Уже в Лондонском аэропорту Хитроу висели объявления о том, что из Ухани приехала какая-то зараза — лучше мойте руки и чихайте в локоток. Но тогда ещё никто не понимал, о чём идёт речь, маски носить пока не заставляли… Вот с тех пор, опять же, кроме братского Казахстана, нигде за пределами Российской Федерации я-то и не была — поэтому хочется, конечно, всего и сразу.
Хочется очень в Италию. Я была в Италии только в Риме и Болонье. Не была в Венеции. Не была во Флоренции. Я не была во всех остальных волшебных итальянских городах, чьи названия звучат как музыка. Там можно в любой ткнуть пальцем и поехать туда и всячески наслаждаться. Да и в Рим я бы ещё раз съездила.
Я всего дважды была в Париже, хотя в последнее время меня стали часто приглашать. Вот, например, в 12-ом году, 18-ом… Поэтому я бы хотела ещё раз попасть во Францию, в Версаль. Я знаю, что там всё перестроили. Луи Филипп, говорят, переделал по-своему, мне рассказывали. Вот никогда вкуса у него не было. Что взять с орлеанских? Что они когда там вообще понимали? Но… Говорят, что-то там всё-таки осталось. Хочется очень сильно на это посмотреть.
Лондон — мать городов русских. Каждый там бывал по многу раз, но я бы ещё раз съездила: пополнила бы свой запас апельсинового варенья, и чеддера, и чая. И в книжные магазины зашла бы. Походила бы. Погуляла бы. Я была прошлый раз в Кембридже и даже выступала там, а вот в Оксфорде была давно, только когда с моим младшим братом ездили в 1996-ом году. В Бате вообще не была — к вопросу о неведомой. Никогда не была в Шотландии. Не была в Эдинбурге, между прочим.
Так что у меня есть обширный план, как и у всех нас, кто истосковался по поездкам. Ужасно хочется верить, что в 2022 году тем или иным способом (вакциной ли, омикроном ли, мытьём или катаньем) всё-таки удастся как-то проскочить через эти все кордоны. «Навсегда уезжать из России нельзя, рехнёшься, а безвыездно в России жить нельзя — одичаешь». Надо сочетать. Очень плохо уезжать безвозвратно и продолжать быть мысленным взором прикованным к России, смотреть на местные дела, ничего в них не понимая и сходить с ума. Но плохо и быть запертыми в пределах милой Родины, не имея возможности хоть насколько-то, хоть ненадолго отъехать.
Путешествия расширяют горизонт. Как у Шекспира: «У молодёжи, взращённой дома, ум тоже домашний». Нужно сравнивать, видеть новое. Говорят, что центр принятия решений в мозгу активируется, когда мы меняем обстановку, когда мы смотрим на что-то новое, когда мы перемещаемся в пространстве. Человек, находящийся взаперти, становится робок, нерешителен и туповат. Страшно представить, что всё человечество по итогам пандемии станет таким.
Но хочется надеться, что этот эффект обратим. Эффект, так сказать, ударения пыльным мешком по голове, который все мы испытали. Что его всё-таки можно каким-то способом вылечить, снова вырвавшись на широкие просторы матушки Земли.
